Местечковый романс - Страница 48

— Другая? Какая?

— Помощь доктора, а не повивальной бабки. Где ты в нашем местечке таких докторов найдёшь? Не прокатиться ли тебе с твоим бунтарём-богатырём в Каунас, в Еврейскую больницу? И у меня будет спокойнее на душе, и у тебя, хорошая моя, страхов поубавится.

— Я подумаю, Мина.

— Ты подумай, а я, моё золотко, наверное, брать грех на душу не стану. Рисковать при родах неразумно. Это из прыщика гной можно без риска выдавить, а такого здоровяка, как твой первенец, не выдавишь. Чует моё сердце — нелегко тебе достанется его приход.

— Спасибо, — гостья понурила голову.

Напуганная Хенка решила ничего не скрывать от мужа.

— Мина языком зря молоть не станет, — сказал Шлеймке, когда Хенка поделилась с ним своими страхами. — У неё опыт о-го-го! К её словам стоит прислушаться. На месте рожать, конечно, дешевле, но в Каунасе надёжнее. Не волнуйся, с Файвушем Городецким я уже договорился. Он не подведёт. А ты сиди дома, никуда не ходи. Я предупрежу Этель.

— К ней я сама схожу.

— Смотри у меня! — пригрозил ей муж с наигранной строгостью. — Не вздумай только там полы мыть…

Этель и Рафаэль встретили её с прежним радушием, но в их поведении уже сквозила легко уловимая отстранённость. И мать, и сын были похожи на утомлённых пассажиров, которые сидят на вокзале и нетерпеливо ждут опаздывающего поезда.

— Я не прощаться пришла. Надеюсь, мы ещё увидимся до вашего отъезда в Париж. По-моему, мне удастся справиться быстрее, чем господин Арон за вами приедет, хотя вы оба его очень ждёте.

— Он приедет в апреле, — сообщила Этель. — К счастью, всё уже продано. И лавки, и дом. Надо только запаковать вещи и перевезти их. Кроме мебели. С мебелью все не так просто.

— Главное, что вы наконец-то перестанете жить на два дома и будете вместе с господином Ароном.

— Не вместе, а рядом. Под одной крышей, — невесело усмехнулась Этель. — Это будет, пожалуй, точнее.

Хенка машинально кивнула. Она слушала рассеянно — думала о Еврейской больнице в Каунасе, приближающемся небывалом испытании в её жизни… Зацепившись взглядом за пустое плюшевое кресло, в котором обычно сиживал угасающий Ешуа Кремницер, Хенка вдруг встрепенулась:

— А как там наш реб Ешуа?

— Ничего хорошего. Ни жив, ни мёртв. Арон нанял для него круглосуточную сиделку. Она его одевает, раздевает, кормит с ложки, укладывает спать, иногда вывозит в коляске под сень каштанов на бульвар. — Этель перевела дух и, как бы давясь словами, выдохнула: — Все люди боятся смерти, а ведь для кого-то она — последняя великая Божия милость. Но не будем о грустном.

— Не будем, — поддержала Этель Хенка, хотя и не представляла, о чём дальше с ней говорить.

— Я уверена, мы ещё встретимся. Жизнь — циркачка, неизвестно, какой кульбит может завтра выкинуть. Кстати, я решила выплатить тебе жалованье за два месяца вперёд, — сказала Этель. — Только, пожалуйста, не возражай. Деньги всегда пригодятся. Игрушки Рафаэля и его вещи я сложила. Если мы всё-таки разминёмся, всё оставлю у Антанины, которая помогала по хозяйству покойному Абраму Кисину. Когда-то она служила и в нашем доме. Ах, если бы все её соплеменники были такими же славными, как она!..

— Что до соплеменников, они у всех разные. Наши братья-евреи не исключение. Не всех можно похвалить, — сказала Хенка и добавила: — И напоследок, простите, если я за время своей работы у вас что-то не так сделала… или сказала…

— Ну что ты! Лучшей подруги у меня тут не было. Я тебя никогда не забуду, — Этель подошла к Хенке и обняла её. — Рафаэль, ну-ка поцелуй Еньку!

Рафаэль мгновенно бросился к своей няньке и, когда та нагнулась, неумело чмокнул её в щеку.

У Хенки предательски заблестели глаза.

— Не робей! Страшно рожать только первый раз. Всё будет хорошо, — сказала Этель. — Всё будет хорошо, — повторила она. — Я стану за тебя молиться.

Хенка поклонилась и шагнула к выходу.

— Подожди! А деньги?

— Но я ведь их не заработала…

— Заработала, заработала, — засмеялась Этель. — Возьми! В Еврейской больнице никто бесплатно не рожает. — Она насилу сунула в карман пальто Хенки конверт. — С Богом!

Возле входа в синагогу Хенка столкнулась с вездесущим, как сам Господь Бог, Авигдором Перельманом. Увидев издали молодую женщину, он приосанился, причесал шершавой ладонью седые, вздыбившиеся кудри и, когда та подошла поближе, картинно поклонился.

Хенка вежливо ответила, не пускаясь в долгие разговоры, достала монету и протянула нищему.

— Премного благодарен, — прогудел Авигдор. — У беременных лёгкая рука. Кроме того, получаешь как бы от двоих сразу. — Он ухмыльнулся беззубым ртом. — Не буду задерживать. Тебя, должно быть, ждёт Шлеймке. У меня к тебе только одна маленькая просьба — роди, пожалуйста, доброго, щедрого человека. Нищих и богатых, злых и жадных на свете полным-полно, а добрых…

— Постараюсь.

У Шмулика подобных просьб не было. Забыв об угнетателях всех мастей, он, как мог, старался перед родами ободрить сестру и привёл ей в пример их самоотверженную маму.

— Хочу тебе, Хенка, напомнить, что наша мама родила десять детей, — объявил он таким торжественным тоном, как будто сама она об этом не знала.

— Ну и что из этого, по-твоему, следует? — спросила Хенка.

— Из этого следует вот что: только так можно укрепить наши рабочие ряды. Если мы, пролетарии, на одного барского сыночка или дочечку произведём на свет по девять своих здоровяков, всем угнетателям и шкуродёрам уж точно не поздоровится.