Местечковый романс - Страница 68

— А разве, Шмулик, ты только сегодня узнал, что твоя сестрица — распутная уличная девка?

— Вы когда-нибудь перестанете подначивать друг друга?! — повысил голос обычно уравновешенный отец. — От вашей глупой перепалки у меня голова кругом идёт, а у швейной машины педаль отказывает.

— Что, уж и пошутить нельзя? — огрызнулся Шмулик.

— Ладно, ладно. Ты, всезнайка, лучше мне вот что скажи: знаешь ли ты таких Коганов? Их единственный сын недавно уехал в Аргентину?

— Переца я знал. Парень — хват! Ему палец в рот не клади. А со стариками Коганами дела не имел.

— Постой, постой! Это не тот ли Рувим Коган, которому принадлежала бензозаправка «Шелл» на выезде из Йонавы в Каунас? — предположил мой отец.

— Может быть, — мама не подтвердила и не опровергла слова мужа.

— А зачем тебе, милая, ни с того ни с сего понадобилась бензозаправка? — съязвил Шмуле.

— Бензозаправка мне, сказать по правде, не нужна, — мама лукаво улыбнулась и добавила: — У меня, Шмулик, бензина на всю оставшуюся жизнь хватит.

— А что тебе от них нужно? — допытывался брат о её планах.

— Ничего.

Мама ни о чём преждевременно распространяться не хотела. Когда дело сладится и она договорится с этими Коганами об условиях работы, тогда всё и выложит. Ведь стыдно не работать и целыми днями бездельничать.

Но Шмуле не был бы Шмуле, если бы не боролся за победу до конца:

— И на какую же работу ты у этих стариков Коганов рассчитываешь? Будешь их по утрам одевать, по пятницам мыть, сытно кормить, водить каждый день в парк на прогулки?

— Отстань от неё, — заступился за маму отец. — Заболтаешься и на чужих брюках вместо того, чтобы петельки для ремня пришить, чего доброго, ширинку наглухо зашьёшь.

Мама не спешила принимать окончательное решение, колебалась, раздумывала, идти к незнакомым Коганам или не идти. Кому на самом деле хочется превращаться в служанку двух пусть и богатых, но дряхлых стариков с их стонами и капризами!..

Её колебания ещё больше усилились после встречи с повитухой Миной — с ней мама столкнулась на базаре среди крестьянских возов с живностью.

— Давно мы, Хенка, с тобой не виделись, — не то посетовала, не то пожаловалась вдова.

— Давно.

— Твой оголец уже, видно, в школу ходит.

— Ходит. В первый класс.

— Дети с каждым днём тянутся, как деревца, вверх, а мы растём, как морковь, головой вниз.

— Ничего не поделаешь. Со временем не поспоришь. Ему, как лошади, не скажешь: «Тпру!»

— Спорь, не спорь, всё равно окажешься в проигрыше. Вот и я уже загодя в обратный путь готовлюсь — к своему Гершону, да будет благословенна его память.

— Да вы ещё не всех детишек в Йонаве приняли! Вон сколько беременных по местечку вразвалочку гуляет! Наши мужчины стараются, Мина.

— Что с того, что стараются? Их жёны на меня пусть уже не рассчитывают. Была повитуха Мина, да вся вышла. Руки не те, ноги не те, сердце не то… — Мина улыбнулась, но улыбка её была грустной. Впрочем, она тут же приободрилась: — Как хорошо, что я тебя встретила! Думала-думала, кто меня заменит, когда я встречусь с моим Гершоном, и придумала. Ты, Хенка. Ты!

— Я?!

— Ты знаешь цену, которую женщины платят за новый росточек. Два раза со смертью с глазу на глаз встречалась. В каждом еврейском местечке должен быть раввин и своя повитуха. Раввину без нас, повивальных бабок, делать нечего, все синагоги опустеют, некому будет в них молиться.

От такого неожиданного предложения мама застыла. Мина между тем продолжила:

— Ты, наверное, думаешь, что я с ума сошла. Нашла, мол, для меня работу! На доходы от родовспоможения не проживёшь, дом не построишь. За неё платят не столько деньгами, сколько благодарной памятью, но ведь добрую память ни за какие деньги не купишь. В общем, так, Хенка. Давай, пока я жива, научу тебя.

— Вы, Мина, меня прямо ошарашили. Не знаю, что и ответить. Я должна посоветоваться с мужем, — растерянно пробормотала мама.

— Посоветуйся, посоветуйся. Я подожду. Пока не дождусь ответа, умирать не буду.

Встреча с Миной привела маму в полное замешательство. Слова вдовы Гершона, что в каждом местечке обязательно должны быть раввин и еврейская повитуха, не выходили у неё из головы.

Дома о предложении Мины она ничего не сказала — хранила молчание. Только открой рот, и Шмулик поднимет сестрицу на смех, а Шлеймке обрушится на неё в негодовании.

Нет, нет, в повитухи Хенка не пойдёт. Минуло семь лет, но воспоминания о родах в Еврейской больнице, о страданиях, которые дважды выпали на её долю, до сих пор бередили душу. Это неправда, что Йонава останется без раввина и повивальной бабки. Мина найдёт среди местечковых евреек другую ученицу, а она, Хенка, подыщет себе занятие попроще.

— Вбила себе в голову, что даром хлеб ешь, и другим покоя от тебя нет, — пожурила невестку свекровь, когда Хенка пришла проведать её. — Днём женщина должна заниматься домашним хозяйством — стряпать, убирать, стирать, мыть, а ночью, уж ты меня прости, не лениться в постели. Что это за мужчина, который не может обеспечить жену? Твоему Шлеймке, слава Богу, грех жаловаться на отсутствие заказчиков. Мой Довид в молодости спину не разгибал, круглые сутки чинил что ни попадя, потому что кормил десять душ. Послушай добрый совет — сиди-ка ты спокойно дома. Ещё неизвестно, к каким людям попадешь. Вторых Кремницеров у нас в местечке нет и никогда не будет.